Велосипедных дел мастер Реджинальд Воронцов

Велосипед для моего поколения — вещь исключительно ностальгическая. Мы его нежно и трепетно называли «велик».

Был, во-первых, велосипед трёхколёсный, ясное дело. Хотя помнится очень смутно по понятным причинам. Во-вторых, велосипед большой, взрослый. Как только мы перерастали трёхколёсный, делом престижа было научиться кататься на настоящем, большом. Никогда не забуду жестокие синусоиды, выписываемые на первых порах, и эти позорные падения — хорошо хоть если на траву, а так всякое бывало...

Лично для меня главной трудностью было то, что мой первый взрослый велосипед был с рамой. Естественно, ногу перебросить через эту раму было физически невозможно — ножки-то коротенькие ещё. Так что ногу под раму просовывала — и вперёд. Можете себе представить эту езду. Смешно — но здорово. Но потом уже, когда и рама не мешала, и ноги вполне до педалей доставали, и в седло лихо вскакивала — вот тогда можно было кататься наперегонки. А ещё у нас в райцентре в магазин на великах ездили, и у входа стояли такие специальные стойла для велосипедов...

Теперь уже таких нет. Теперь велосипед только в деревнях является обычным средством передвижения — кто из нас не видел едущих с луга мужиков с мешком сена, притороченном к багажнику?.. В городе тоже можно двухколёсного коня увидеть на улицах, но передвигается на нём в основном молодёжь, исповедующая здоровый образ жизни. Хотя, конечно, и люди постарше ещё держатся в седле.

Главный конструктор

Центр Харькова. Крошечная комнатка — каморка папы Карло. Или скорее — скрипичного мастера. Только на стенах вместо скрипок гроздьями висят велосипеды. А антресоли и полочки заставлены коробками с надписями «шестерёнки», «педали» и прочее.

Здесь живёт главный конструктор проекта спортивных велосипедов центрального конструкторско-технологического бюро велосипедостроения. И хотя бюро уже давно почило в бозе и бюро, и должность вместе с ним, для велогонщиков (и не только харьковских) он по-прежнему Главный. Велосипедных дел мастер Реджинальд Воронцов. С закрытыми глазами может собрать и разобрать любой велосипед. Как в армии автомат.

Именно этот человек разработал (не будем говорить изобрёл) велосипед, имя которого «Тахион».

Тахион — это сверхбыстрая частица. Название предложил сын Воронцова, который в ту пору был студентом политехнического. Сам Реджинальд Иванович хотел назвать своё детище «Кентавром», но на собрании, где этот вопрос обсуждался, один из руководящих работников неожиданно разразился гневной тирадой: что это мы, мол, наш родной советский велосипед собираемся назвать именем глубоко чуждого персонажа из какой-то там мифологии… С мнением этого человека считались, название «Кентавр» отвергли. А «Тахион» сочли вполне приемлемым.

ЦКТБ — это было государство в государстве. Со своими, порой непростыми, взаимоотношениями. Вот как это описывает Реджинальд Иванович:

— Мы должны изобрести — стать за кульман и наваять. Дальше — опытное производство по нашим чертежам. Потом — испытание опытных образцов. Стендам мы не доверяли: они всё уродуют. Я и так, без стенда, знаю, где в велосипеде слабое место. Вот, к примеру, рама нуждается в проверке на прочность, жёсткость. Я беру этот образец и езжу на нём — где угодно и как угодно. А ещё у нас были подопечные команды, спортсмены-сборники — украинцы, белорусы, москвичи. Чтобы свои деньги не тратить, мы договаривались о творческом сотрудничестве. У них сборы — мы велосипеды опытные привозим. А я на все такие сборы возил начальника опытного цеха. Меня ещё все спрашивали: зачем ты его всюду за собой таскаешь? А всё очень просто: чтобы носом тыкать. Потому что с тех пор, как упразднили техконтроль, даже в этом цехе нормально собирали велосипеды только тогда, когда у рабочих кто-то над душой стоял. Нет контроля — пошёл брак. И тогда я уже этому начальнику всё показываю и рассказываю, — смотри, ваших рук работа. При этом мои ребята могли их брак на ходу переделывать, и как переделывать!.. У одного паренька на сочинской гонке рама сломалась. Что делать? Придумали. В каком-то городском парке тихонько кусок трубы из ограды вырезали и раму сделали. Так этот человек на том велосипеде до сих пор ездит!

Охота пуще неволи

Сотрудники ЦКТБ действительно были на все руки мастера. Практически все они были с велосипедом на «ты». Воронцов не брал к себе тех, кто велосипеда не знал. Сам он, образно выражаясь, пришёл в конструкторское бюро прямо с велотрека.

Началось с того, что в 1953 году мать подарила ему велосипед «Турист». И Воронцов вместе с другом через некоторое время пошёл в велосекцию на «Динамо». Дали дорожный велосипед, вспоминает Реджинальд Иванович, потому что спортивных мало было, и ездили на них тренер секции, жена тренера секции, дочь тренера секции и одна подающая надежды девочка. Прошла всего одна неделя занятий в секции — и Воронцова ставят на соревнования. А он возьми и выдай норматив первого разряда на обычном дорожном велосипеде. Ну и пошло-поехало с тех пор. С велосипеда не слезал, даже когда в вуз поступил. Окончил институт коммунального строительства со специализацией по металлоконструкциям. Первая работа — проектирование ЛЭПов. Потом трудился в «Южгипроцементе».

— Вообще в то время как было? Очень многое от зарплаты зависело. На одном месте я бы лет десять сидел, чтобы продвинуться по служебной лестнице, — и надбавку соответственно получить. Гораздо проще было найти другую работу. Десятку добавили — перешёл. Вот так я после «Южгипроцемента» попал в Институт метрологии начальником сектора. У нас была налажена связь с велозаводом, продукцию испытывали. И как-то раз тренер мой говорит: «Не хочешь заняться разработкой велосипедов? Главному конструктору велозавода заместитель толковый нужен».

Вот так и началась изобретательская полоса в жизни Воронцова. Сам он смеётся: перейдя на велозавод, десятку-то на зарплате потерял… Но — охота пуще неволи.

«…А педальки-то — копия наших!»

Всего за время своего конструкторства Воронцов разработал семнадцать модификаций «Тахиона». Самая, пожалуй, известная версия — велосипед, который окрестили «рогаткой» (или «рогатым») за своеобразную форму руля.

— Очень популярный велосипед был у гонщиков, — вспоминает Воронцов. — Хорошо получился, удачный по всем параметрам. Мы его отдали в профсоюзную сборную как велосипед для командных и индивидуальных гонок. На нём и всесоюзные выигрывали, и чемпионами мира становились. Спартакиада народов СССР, международные соревнования — везде наш рогатенький бодался с другими. Как-то на соревнованиях Олег Лядов, известный спортсмен, подошёл и говорит: «Я видел велосипед, но не катался. Есть образец?» — «Бери». Лядов сел и уехал. Через 20 минут приехал: «Если сделаешь мне такой велосипед на следующий год, — я гарантирую золото на чемпионате СССР». Привёз ему в Вильнюс на соревнования. Идёт индивидуальная гонка на 50 километров. Тренера, как водится, позалегали на дистанции с секундомерами как партизаны. Слышу — переговариваются между собой: Лядов выигрывает 20 секунд, 30 секунд... Привёз порядка минуты. А это, между прочим, огромный отрыв! В результате первое и третье места — на нашем велосипеде.

После этого «рогатого» повезли на выставку в Милан. Общая разница в качестве советской и зарубежной техники — лет этак двадцать. А возле «рогатого» и японцы вертятся, и американцы, и кого только ни было! Итальянцы языками цокали: белиссимо! Только и слышно было, как фотоаппараты щёлкают. А после Милана глядь — а у нового французского велосипеда педальки-то — копия наших!

Утерянный престиж

Велосипед «Тахион» — это, выражаясь современным языком, бренд. Сейчас он снят с производства. Да и само производство довольно условное. Харьковский велозавод на сегодняшний день — это один сборочный цех, где из китайских деталей собирают бытовые велосипеды. «Гонцы» (именно так называют велогонщиков конструкторы) посокрушались да и пересели на итальянские и прочие машины. Хотя «Тахион» по-прежнему марка уважаемая. И как всякий уважаемый продукт, его пытаются подделать. К Воронцову иногда подходят: посмотри, какой это «Тахион» — родной или липовый.

Впрочем, такое и раньше было. Как вспоминает Воронцов, сразу же после утверждения названия нового велосипеда в Киеве заказали деколь (это особая клейкая полоса с названием). Привезли и все деколи малярше в цех отдали. Под строгую отчётность. Но прошло буквально несколько дней, и сам Воронцов, катаясь на одной из городских велоплощадок, увидел, как механик велозавода прилаживает этот самый деколь на совершенно другой велосипед. Реджинальд Иванович подошёл, расспросил с пристрастием. Механик, конечно, признался: та малярша из цеха — его знакомая, вот он и выпросил несколько штук — так, для своих людей. Разъярённый Воронцов на следующий же день забрал все деколи и запер у себя в сейфе.

И тут же пошли звонки со всех сторон. Со всего велозавода.

— Даже завпроизводством столовки заводской позвонил, — рассказывает Реджинальд Иванович. — Вы, говорит, в нашей столовой кушаете? Нет, честно отвечаю. А он: ну, может, придётся когда-нибудь, так вы уж дайте нам деколей… На велосипеды наклеить. А я ему и говорю: а чего клеить, покупайте готовый «Тахион», там уже всё наклеено… Ох, и орал он!

И это была не единственная стычка с вышестоящими, и не очень, лицами. Воронцов до сих пор вспоминает об этом с горечью:

— Цена «Тахиона» — это отдельная история. Начинали с 2000, а накрутили до 6500 рублей! «Гонцы» говорят: что вы делаете? Это ж цена автомобиля! А что я могу? Начальник опытного производства нагнетает цену вместе с плановым отделом — премии заоблачные себе зарабатывают. А нам, конструкторам, заметьте, никаких премий. Потом, ещё такой момент: у меня мысль — сделать узел. Я — за кульман, ваять. Наваял, даю исполнителю, ведущему конструктору: давай, чтобы в цех отдали. И вы знаете, труд наш, этот новый узел, в цехе лежит минимум год. То времени нет, то деталей... А это меня так пытались проучить на самом деле. Показывали, кто главный на заводе. А тем временем пока чертёж пылится, кто-то другой это уже сделал и запустил. И всё. Мы напрасно трудились. Поймите, «Тахион» — это же велосипеды высокого класса. Это державный престиж! Но на велозаводе на этот престиж все облокотились. А тут я ещё перестал опытные велосипеды для сборной СССР давать, потому что были случаи, когда после сборов или соревнований наши велосипеды разбирали на запчасти и продавали. А нас потом в ЦК партии вызывали…

Неудобный он человек, велосипедных дел мастер Реджинальд Воронцов. Поэтому, как только подошёл пенсионный возраст, тут же и проводили на заслуженный. Пенсия — девятьсот гривен.

— Пошёл пенсию оформлять, — рассказывает Воронцов, — спрашиваю: а награды учитываются? У меня медаль «За трудовую доблесть». Нет, отвечают, вот если бы три — тогда бы учитывалось. А ещё у меня три медали ВДНХ — две золотые, одна серебряная, говорю. А мне: а что это такое — ВДНХ? Я только вздохнул…

И теперь он дома ремонтирует людям велосипеды. И «Тахионы», и другие. Говорит: всё-таки прибавка к пенсии. Но мне кажется, что деньги — это на самом деле для него вторично. Главное то, что он без велосипедов жить не может. Делает велосипеды потихоньку, как мастерят скрипки. И какая разница, что на его «Тахионе» уже никто не установит новые рекорды… Разве это главное?